Старый дом


Домой@ПочтаСтарый дом

Ганс Христиан Андерсен

Перевод: А.Ганзен

     На одной улице стоял старый-старый дом, выстроенный еще около трехсот
лет тому назад, - год его  постройки  был  вырезан  на  одном  из  оконных
карнизов, по которым вилась затейливая резьба: тюльпаны  и  побеги  хмеля;
тут  же  было  вырезано  старинными  буквами  и  с  соблюдением  старинной
орфографии   целое   стихотворение.   На   других   карнизах   красовались
уморительные рожи, корчившие гримасы. Верхний этаж  дома  образовывал  над
нижним  большой  выступ;  под   самой   крышей   шел   водосточный   желоб
оканчивавшийся головой дракона.  Дождевая  вода  должна  была  вытекать  у
дракона из пасти, но текла из живота - желоб был дырявый.
     Все остальные дома на  улице  были  такие  новенькие,  чистенькие,  с
большими окнами и прямыми, ровными стенами; по всему видно было,  что  они
не желали иметь со старым домом ничего общего и даже думали: "Долго ли  он
будет торчать тут на позор всей улице? Из-за этого выступа нам  не  видно,
что делается по ту сторону  дома!  А  лестница-то,  лестница-то!  Широкая,
будто во дворце, и высокая, словно ведет на  колокольню!  Железные  перила
напоминают вход в могильный склеп, а  на  дверях  блестят  большие  медные
бляхи! Просто неприлично!"
     Против старого  дома,  на  другой  стороне  улицы,  стояли  такие  же
новенькие, чистенькие домики и думали то же, что их собратья; но  в  одном
из них сидел у окна  маленький  краснощекий  мальчик  с  ясными,  сияющими
глазами; ему старый дом и при солнечном и при лунном свете  нравился  куда
больше всех остальных домов. Глядя на стену старого дома с  потрескавшейся
и местами пообвалившейся штукатуркой, он рисовал  себе  самые  причудливые
картины прошлого, воображал всю улицу  застроенной  такими  же  домами,  с
широкими лестницами, выступами и остроконечными крышами, видел перед собою
солдат с алебардами и водосточные желобы в виде драконов  и  змиев...  Да,
можно таки было заглядеться на  старый  дом!  Жил  в  нем  один  старичок,
носивший короткие панталоны до колен,  кафтан  с  большими  металлическими
пуговицами и  парик,  про  который  сразу  можно  было  сказать:  вот  это
настоящий парик!  По  утрам  к  старику  приходил  старый  слуга,  который
прибирал все в доме и исполнял поручения старичка хозяина; остальное время
дня старик оставался в доме один-одинешенек. Иногда  он  подходил  к  окну
взглянуть на улицу и на соседние дома; мальчик,  сидевший  у  окна,  кивал
старику головой и получал в  ответ  такой  же  дружеский  кивок.  Так  они
познакомились и подружились, хоть и ни разу не говорили друг с  другом,  -
это ничуть им не помешало!
     Раз мальчик услышал, как родители его говорили:
     - Старику живется вообще не дурно, но он так одинок, бедный!
     В следующее же воскресенье мальчик завернул что-то в  бумажку,  вышел
за ворота и остановил проходившего мимо слугу старика.
     - Послушай! Снеси-ка это  от  меня  старому  господину!  У  меня  два
оловянных солдатика, так вот ему один! Пусть он  останется  у  него,  ведь
старый господин так одинок, бедный!
     Слуга, видимо, обрадовался, кивнул головой и отнес солдатика в старый
дом. Потом тот же слуга явился к мальчику спросить, не пожелает ли он  сам
навестить старого господина. Родители позволили, и  мальчик  отправился  в
гости.
     Медные бляхи на перилах лестницы блестели ярче  обыкновенного,  точно
их вычистили в ожидании гостя, а резные трубачи  -  на  дверях  были  ведь
вырезаны трубачи, выглядывавшие из тюльпанов, - казалось, трубили изо всех
сил, и щеки их раздувались сильнее, чем всегда. Они трубили: "Тра-та-та  -
та! Мальчик идет! Тра-та-та-та!"  Двери  отворились,  и  мальчик  вошел  в
коридор. Все стены были увешаны старыми портретами рыцарей в латах и дам в
шелковых платьях; рыцарские доспехи бряцали,  а  платья  шуршали...  Потом
мальчик прошел на лестницу, которая сначала  шла  высоко  вверх,  а  потом
опять вниз, и очутился на довольно-таки ветхой террасе с большими дырами и
широкими щелями в полу, из которых выглядывали зеленые трава и листья. Вся
терраса, весь двор и даже вся стена  дома  были  увиты  зеленью,  так  что
терраса выглядела настоящим садом, а на самом-то деле  это  была  терраса!
Тут стояли старинные цветочные горшки в виде голов с ослиными ушами; цветы
росли в них как хотели. В одном горшке так и лезла  через  край  гвоздика:
зеленые ростки ее  разбегались  во  все  стороны,  и  гвоздика  как  будто
говорила: "Ветерок ласкает меня, солнышко целует и обещает подарить мне  в
воскресенье еще один цветочек! Еще один цветочек в воскресенье!"
     С террасы мальчика провели в комнату, обитую свиною кожей  с  золотым
тиснением.

                      Да, позолота-то сотрется,
                      Свиная ж кожа остается! -

     говорили стены.
     В той же комнате  стояли  разукрашенные  резьбою  кресла  с  высокими
спинками.
     - Садись! Садись! - приглашали они, а потом жалобно скрипели.  -  Ох,
какая ломота в костях! И мы схватили ревматизм, как старый шкаф. Ревматизм
в спине! Ох!
     Затем мальчик вошел в комнату с большим выступом на улицу. Тут  сидел
сам старичок хозяин.
     - Спасибо за оловянного солдатика, дружок! - сказал он мальчику. -  И
спасибо, что сам зашел ко мне!
     "Так, так" или, скорее,  "кхак,  кхак!"  -  закряхтела  и  заскрипела
мебель. Стульев, столов и кресел было так много, что они мешали друг другу
смотреть на мальчика.
     На стене висел портрет  прелестной  молодой  дамы  с  живым,  веселым
лицом,  но  причесанной  и  одетой  по  старинной  моде:  волосы  ее  были
напудрены, а платье стояло колом. Она не сказала ни "так", ни  "кхак",  но
ласково смотрела на мальчика, и он сейчас же спросил старика:
     - Где вы ее достали?
     - В лавке старьевщика! - отвечал тот. - Там много таких портретов, но
никому до них нет дела: никто не знает, с кого они писаны, - все эти  лица
давным-давно умерли и похоронены.  Вот  и  этой  дамы  нет  на  свете  лет
пятьдесят, но я знавал ее в старину.
     Под картиной висел за стеклом букетик засушенных цветов;  им,  верно,
тоже было лет под пятьдесят, - такие  они  были  старые!  Маятник  больших
старинных часов качался взад и вперед, стрелка двигалась, и все в  комнате
старело с каждою минутой, само того не замечая.
     - У нас дома говорят, что ты ужасно одинок! - сказал мальчик.
     - О! Меня постоянно навещают воспоминания знакомых лиц и образов!.. А
теперь вот и ты навестил меня! Нет, мне хорошо!
     И старичок снял с полки книгу с картинками. Тут были целые процессии,
диковинные кареты, которых теперь  уж  не  увидишь,  солдаты,  похожие  на
трефовых валетов, городские ремесленники  с  развевающимися  знаменами.  У
портных на знаменах красовались ножницы, поддерживаемые  двумя  львами,  у
сапожников же не сапоги, а орел о двух головах - сапожники ведь делают все
парные вещи. Да, вот так картинки были!
     Старичок хозяин пошел  в  другую  комнату  за  вареньем,  яблоками  и
орехами. Нет, в старом доме, право, было прелесть как хорошо!
     - А мне просто невмочь оставаться здесь! - сказал оловянный солдатик,
стоявший на сундуке. - Тут  так  пусто  и  печально.  Нет,  кто  привык  к
семейной жизни, тому здесь не житье. Сил моих  больше  нет!  День  тянется
здесь без конца, а вечер и того дольше! Тут не услышишь ни приятных бесед,
какие вели, бывало, между собою твои родители, ни веселой возни ребятишек,
как у нас! Старый хозяин так одинок! Ты думаешь,  его  кто-нибудь  целует?
Глядит на него  кто-нибудь  ласково?  Бывает  у  него  елка?  Получает  он
подарки? Ничего! Вот разве гроб он получит!.. Нет,  право,  я  не  выдержу
такого житья!
     - Ну, ну полно! - сказал мальчик. -  По-моему,  здесь  чудесно;  сюда
ведь заглядывают воспоминания и приводят с собою столько знакомых лиц!
     - Что-то не видал их, да они мне и не знакомы!  -  отвечал  оловянный
солдатик. - Нет, мне просто не под силу оставаться здесь!
     - А надо! - сказал мальчик.
     В эту минуту в комнату вошел с веселою улыбкой на  лице  старичок,  и
чего-чего он только не принес! И  варенья,  и  яблок,  и  орехов!  Мальчик
перестал и думать об оловянном солдатике.
     Веселый и довольный вернулся он домой.  Дни  шли  за  днями;  мальчик
по-прежнему посылал в старый дом поклоны, а оттуда тоже поклоны в ответ, и
вот мальчик опять отправился туда в гости.
     Резные  трубачи  опять  затрубили:  "Тра-та-та-та!  Мальчик   пришел!
Тра-та-та-та!" Рыцари и дамы на  портретах  бряцали  доспехами  и  шуршали
шелковыми платьями, свиная кожа  говорила,  а  старые  кресла  скрипели  и
кряхтели от ревматизма в спине: "Ох!" Словом, все было как и в первый раз,
- в старом доме часы и дни шли один, как другой, без всякой перемены.
     - Нет, я не выдержу! - сказал оловянный  солдатик.  -  Я  уже  плакал
оловом! Тут слишком печально! Пусть лучше пошлют меня  на  войну,  отрубят
там руку или ногу! Все-таки хоть перемена будет! Сил  моих  больше  нет!..
Теперь и я знаю,  что  это  за  воспоминания,  которые  приводят  с  собою
знакомых лиц! Меня они  тоже  посетили,  и,  поверь,  им  не  обрадуешься!
Особенно, если они станут посещать тебя  часто.  Под  конец  я  готов  был
спрыгнуть с сундука!.. Я видел тебя и всех твоих!.. Вы все  стояли  передо
мною, как живые!.. Это было утром  в  воскресенье...  Все  вы,  ребятишки,
стояли в столовой, такие серьезные, набожно сложив руки, и  пели  утренний
псалом... Папа и мама стояли тут  же.  Вдруг  дверь  отворилась,  и  вошла
незванная двухгодовалая сестренка ваша Мари. А ей  стоит  только  услышать
музыку или пение - все равно какое, - сейчас начинает плясать. Вот  она  и
принялась приплясывать, но никак не могла попасть в такт  -  вы  пели  так
протяжно... Она поднимала то одну ножку, то другую и вытягивала шейку,  но
дело не ладилось. Никто из вас даже  не  улыбнулся,  хоть  и  трудно  было
удержаться. Я таки и не удержался, засмеялся про  себя,  да  и  слетел  со
стола! На лбу у меня вскочила большая шишка - она и теперь еще не  прошла,
и поделом мне было!.. Много и еще чего  вспоминается  мне...  Все,  что  я
видел, слышал и пережил в вашей  семье,  так  и  всплывает  у  меня  перед
глазами! Вот каковы они, эти  воспоминания,  и  вот  что  они  приводят  с
собой!.. Скажи, вы и теперь еще поете по утрам?  Расскажи  мне  что-нибудь
про малютку Мари! А товарищ мой, оловянный  солдатик,  как  поживает?  Вот
счастливец!.. Нет, нет, я просто не выдержу!..
     - Ты подарен! - сказал мальчик. - И должен остаться тут! Разве ты  не
понимаешь этого?
     Старичок  хозяин  явился  с  ящиком,  в  котором  было  много  разных
диковинок: какие-то шкатулочки, флакончики и колоды старинных карт - таких
больших, расписанных золотом, теперь уж не  увидишь!  Старичок  отпер  для
гостя и большие ящики старинного бюро и даже клавикорды, на крышке которых
был  нарисован  ландшафт.  Инструмент  издавал  под  рукой  хозяина  тихие
дребезжащие звуки, а сам старичок  напевал  при  этом  какую-то  заунывную
песенку.
     - Эту песню певала когда-то она!  -  сказал  он,  кивая  на  портрет,
купленный у старьевщика, и глаза его заблестели.
     - Я хочу на войну! Хочу не войну! - завопил вдруг оловянный  солдатик
и бросился с сундука.
     Куда же он девался? Искал его и сам старичок хозяин, искал и  мальчик
- нет нигде, да и только.
     - Ну, я найду его после! - сказал старичок, но так и  не  нашел.  Пол
весь был в щелях, солдатик упал в одну из них и лежал там, как в  открытой
могиле.
     Вечером мальчик вернулся  домой.  Время  шло;  наступила  зима;  окна
замерзли, и  мальчику  приходилось  дышать  на  них,  чтобы  оттаяло  хоть
маленькое отверстие,  в  которое  можно  было  взглянуть  на  улицу.  Снег
запорошил все завитушки и надпись  на  карнизах  старого  дома  и  завалил
лестницу, - дом стоял словно нежилой. Да так оно и было: старичок,  хозяин
его, умер.
     Вечером к старому дому подъехала колесница, на нее поставили  гроб  и
повезли старичка за город, в фамильный склеп. Никто не шел за гробом - все
друзья старика давным-давно умерли. Мальчик послал вслед  гробу  воздушный
поцелуй.
     Несколько дней спустя в старом доме  назначен  был  аукцион.  Мальчик
видел из окошка, как уносили старинные портреты рыцарей и  дам,  цветочные
горшки с длинными ушами, старые стулья и шкафы. Одно  пошло  сюда,  другое
туда; портрет дамы, купленный в лавке старьевщика, вернулся  туда  же,  да
так там и остался: никто ведь не знал этой дамы, никому и не нужен был  ее
портрет.
     Весною стали ломать старый дом - этот жалкий сарай уже  мозолил  всем
глаза, и с улицы можно было заглянуть в самые комнаты с обоями  из  свиной
кожи, висевшими клочьями; зелень на террасе разрослась еще пышнее и  густо
обвивала упавшие балки. Наконец место очистили совсем.
     - Вот и отлично! - сказали соседние дома.
     Вместо старого дома на улице появился  новый,  с  большими  окнами  и
белыми ровными стенами. Перед ним,  то  есть,  собственно,  на  том  самом
месте, где стоял прежде старый дом,  разбили  садик,  и  виноградные  лозы
потянулись оттуда к  стене  соседнего  дома.  Садик  был  обнесен  высокой
железной решеткой, и вела в него железная калитка. Все это  выглядело  так
нарядно,  что  прохожие  останавливались   и   глядели   сквозь   решетку.
Виноградные  лозы  были  усеяны  десятками  воробьев,   которые   чирикали
наперебой, но не о старом доме, - они ведь не могли его помнить; с тех пор
прошло столько лет, что  мальчик  успел  стать  мужчиною.  Из  него  вышел
дельный человек на радость  своим  родителям.  Он  только  что  женился  и
переехал со своею молодой женой как раз в этот новый дом с садом.
     Оба они были в саду; муж смотрел, как жена сажала на клумбу  какой-то
приглянувшийся ей полевой цветок. Вдруг молодая женщина вскрикнула:
     - Ай! Что это?
     Она укололась - из мягкой, рыхлой земли торчало  что-то  острое.  Это
был - да, подумайте!  -  оловянный  солдатик,  тот  самый,  что  пропал  у
старика, валялся в мусоре и наконец много-много лет пролежал в земле.
     Молодая женщина обтерла солдатика сначала зеленым  листком,  а  затем
своим тонким носовым платком. Как чудесно пахло от него духами!  Оловянный
солдатик словно очнулся от обморока.
     - Дай-ка мне  посмотреть!  -  сказал  молодой  человек,  засмеялся  и
покачал головой. - Ну, это, конечно, не тот самый, но  он  напоминает  мне
одну историю из моего детства!
     И он рассказал своей жене о старом доме, о хозяине его и об оловянном
солдатике,  которого  послал  бедному  одинокому  старичку.   Словом,   он
рассказал все,  как  было  в  действительности,  и  молодая  женщина  даже
прослезилась, слушая его.
     - А может быть, это и тот самый оловянный солдатик! - сказала она.  -
Я спрячу его на память. Но ты непременно покажи мне могилу старика!
     - Я и сам не знаю, где она! - отвечал он. - Да и никто не знает!  Все
его друзья умерли раньше него, никому не было и дела до его могилы, я же в
те времена был еще совсем маленьким мальчуганом.
     - Как ужасно быть таким одиноким! - сказала она.
     - Ужасно быть одиноким! -  сказал  оловянный  солдатик.  -  Но  какое
счастье сознавать, что тебя не забыли!
     - Счастье!  -  повторил  чей-то  голос  совсем  рядом,  но  никто  не
расслышал его, кроме оловянного солдатика.
     Оказалось, что это говорил лоскуток  свиной  кожи,  которую  когда-то
были обиты комнаты старого дома. Позолота с него вся сошла, и он был похож
скорее на грязный комок земли, но у него был свой взгляд  на  вещи,  и  он
высказал его:

                     Да, позолота-то сотрется,
                     Свиная ж кожа остается!

     Оловянный солдатик, однако, с этим не согласился.
Домой@ПочтаСтарый дом
Hosted by uCoz